Светотень и ее религиозно-философский смысл в поэзии Роберта Фроста (на примере стихотворения «Iris by night»). Часть 2

Точно известно место и время действия в стихотворении: Англия, Глостершир, Malvern Hills, август 1914 г. [3;188]. Но эти пространство и время расширяются и художественно преображаются: мы словно попадаем в некое инобытие, в пространство сновидения или глубокой медитации. Другими словами, из физического пространства мы постепенно входим в пространство метафизическое. Вместе с субъектом (и его спутником) мы погружаемся в некую пустоту, насыщенную влажным полумраком. Туман, влажность и сгущающиеся сумерки создают атмосферу мистерии, образной доминантой которой является неясный свет/мерцание («confusing lights»). Это пограничное пространство между тьмой и остатками света во внешнем мире зеркально отражается во внутреннем переходе от рефлексирующего сознания – к бездне бессознательного: субъект стихотворения (и его спутник) не обладают контролем, властью над происходящим. Они идут на ощупь («groping down»), погружаясь в медитативное состояние, в созерцание («drowned», «submarine»). Спокойный и размеренный ритм стихотворения (пятистопный ямб) усиливает ощущение медитативного состояния.

В светотеневых образах окружающего их мира («misty evening», «night», «fragments of a former sun», «moon», «a small rainbow») угадываются сакральные смыслы: это путешествие в глубину своего «я», к самому его истоку – туда, где, во тьме бессознательного, должен родиться свет интерсубъективности. Но одновременно это и путешествие в глубину материи, материального мира (воссозданного в образах тьмы и влаги («dripping hedges», «saturated», «waterу», «dew») – туда, где, согласно каббале, скрылись искры духа, божественного света и где они должны быть вновь обретены через творческое преображение мира.

Эти сакральные смыслы (обретение истинного «я» в сиянии интерсубъективности и созерцание духовной основы всего сущего) выражаются в тексте через светотеневые образы. Свет в тексте – это нечто большее, чем внешний объект, созерцаемый субъектом. Подобно тому, как во время медитации субъект и объект (внешний мир) становятся одним целым, в данном стихотворении деконструируется бинарная оппозиция «субъект – объект»: свет внешнего мира – это одно целое с глазами человека и с их цветом: «Light was a paste of pigment in our eyes…» Еще раз обратим внимание на то, что это свет неустойчивый, неровный; он представляет собой светотеневое смешение («confusing lights»). Это не единый световой поток, а, скорее, светотеневая диффузия, в ходе которой частицы света, которые еще остаются в пространстве после захода солнца, постепенно поглощаются тьмой. Уже в начале стихотворения Фрост вспоминает одно верование, согласно которому светотеневое смешение возникает перед тем, как «фрагменты/осколки того, что было солнцем, вновь соберутся вместе, чтобы восстать как единое целое» («Before the fragments of a former sun \ Could concentrate anew and rise as one»). Данный образ имел для Фроста глубокое религиозно-философское значение. Как уже говорилось, в лурианской каббале и сведенборгианстве ему соответствует духовная практика «восстановления» света.

Подобное восстановление и происходит в стихотворении «Радуга ночью», во второй его половине. На небе появляется луна, и, как пишет Фрост, ее свет, пробиваясь сквозь темноту, влагу и туман, порождает уникальное оптическое явление – маленькую лунную радугу: «Then a small rainbow like a trellis gate, / A very small moon-made prismatic bow, / Stood closely over us...». Таким образом, граница между светом и тенью стирается: свет чудесным образом извлекается из самых недр тьмы. Тьма оказывается той насыщенной средой, которая вынашивает в себе потенциальный свет. И точно так же «тень» внутреннего мира (т.е. бессознательное) содержит в себе возможность прорыва в интерсубъективность, где бинарная оппозиция «субъект – объект» деконструируется. Именно это и происходит в стихотворении Фроста, причем данный смысл также выражается через светотеневой образ: постепенно оптическое явление, которое описывает поэт, превращается из дуги в сияющее кольцо над головами Фроста и его спутника: «It lifted from its dewy pediment \ Its two mote-swimming many-colored ends \ And gathered them together in a ring. \ And we stood in it softly circled round...» Кольцо заключает в свое мистическое пространство двух людей, и это не что иное, как пространство интерсубъективности.

Итак, ночная радуга, которую Роберт Фрост и Эдвард Томас наблюдали вместе, для Фроста стала символом истины, которая находится по ту сторону любых разделений – на свет и тьму, вечность и время, внутреннее и внешнее, духовное и материальное. Также данный образ трансцендентен по отношению к субъекту и объекту, жизни и смерти, бытию и небытию. И эта истина недвойственной реальности выражается в стихотворении Фроста через язык светотени.

Список литературы
1. Complete Poems of Robert Frost. New York, Chicago, San Francisco: Holt, Rinehart and Winston. – 1964. – 666 p.
2. Drob, S.L. Symbols of the Cabbalah. – New Jersey, Jerusalem: Jason Aronson Inc., 2000. – 436 p.
3. Fagan, D.J. Critical Companion to Robert Frost: A Literary Reference to His Life and Work. – Infobase Publishing, 2007. – 465 p.
4. Parini, J. Listening for God in Unusual Places: The Unorthodox Faith of Robert Frost [электронный ресурс]. – https://www.americamagazine.org/issue/listening-god-unusual-places
5. Parini, J. Robert Frost: A Life [электронный ресурс]. – http://www.poetrypreviews.com/poets/poet-frost.html

Е. Д. Морозова